Воспитание души на традициях отечественной культуры

к.п.н. Микляева Н.В., МГПУ

Признание своей «прилагательности» для русских людей означает не просто «смирение», которое наши современники воспринимают как христианскую «добродетель» покорности и самоуничижения, обесценивания своего «Я». Напомним, что его аналог - «Азъ»[1] в церковно-славянском алфавите – первая, а не последняя буква, в отличие от современного русского языка. Первая, потому что с нее начинается мир – сначала как мир души, примирение с Богом. Если вглядеться в него через призму церковнославянских текстов и древних славянских родственных корней «мир» и «мера» (равновесие), то можно заместить, что слово «смирение», несет в себе иное значение, нежели только «уничижительная покорность». «Смиритися» означает примириться с Богом, с ближним, а следовательно, обрести равновесие, опору в жизни[2].

В этом отношении показательна этимология слова «мир» - как мир Божий: Царство Небесное, включая Небесные силы, и царство земное в их единстве. И как мiр – «житейское море», забывающее о Боге в поисках жизненных наслаждений, создающее себе идолов вместо Бога. Между этими мирами для русских всегда стоял выбор: быть с Богом или без Него. Середины для себя мы не определяли, как это могли делать другие народы. Поэтому для русских так важно было сформировать способы сохранения мира душевного и смирения перед своим Господом как области, от которой зависит их бытие и движение истории – судьба России.

В связи с этим в мирное время на первый план выступала погруженность людей в годовой цикл Евангельских событий, которые «переживались в русском жизнечувствии как бытиесозидающие события»[3]. Люди ощущали свою причастность к греху вместе с Апостолом Петром, переживали Распятие Христа и воскресали вместе с ним.

В каждом древе распятый Господь,

В каждом колосе тело Христово,

И молитвы пречистое слово

Исцеляет болящую плоть.

Анна Ахматова

Об этом замечательно пишет в своих произведениях Иван Шмелев, в своем дневнике – праведный Иоанн Кронштадский. Эта особенность русских – быть одновременно сразу в нескольких временных пространствах, способность существовать в параллельном мире тоже составляет характерную особенность нации.

На это указывает даже особый род топонимов – агиотопоним. Такие топонимы давались по названию церкви, собора, монастыря в той или иной местности.

Ферапонтово

В потемневших лучах горизонта

Я смотрел на окрестности те,

Где узрела душа Ферапонта

Что-то Божье в земной красоте.

И однажды возникли из грезы,

Из молящейся этой души,

Как трава, как вода, как березы,

Диво дивное в русской глуши!

…

Неподвижно стояли деревья,

И ромашки белели во мгле,

И казалась мне эта деревня

Чем-то самым святым на земле...

Николай Рубцов

Такие места, в свою очередь, назывались в честь памяти Святого или Праздника, изображающего событие из земной жизни Господа или Пресвятой Богородицы. Например, на географической карте Велико-Русской равнины встречаются следующие названия:

-       Рождество Христово (7 ян.) - Рождественское, Крещение (Богоявление) (19 ян.)  - Богоявленское, Сретение (15 фев.):  – Сретенка, Преображение (19 ав.) - Преображенск, Пасха (переходящий праздник)  - Воскресенск, Воскресенское, Вознесение (переходящий праздник) - Вознесенское, Пятидесятница (переходящий праздник) - Троицк, Троицкое и др.;

-       Рождество Богородицы (21 сен.) - Богород(и)цкое, Введение во храм Богородицы (4 дек.) -  Введенское, Благовещение (7 апр.)  - Благовещенск, Успение (28 авг.) – Успенское, праздник Покрова (14 окт.) -  Покров, Покровское;

-       в честь святых: Архангельское, Михайловское, Сергиев Посад, Никольское, Ильинское и др.

Конечно, дело здесь не в пылком воображении и мечтательности, котором наделены представители русского народа. Скорее, это умение воспринимать, чувствовать историческое время как … пространство личного бытия.

Схимник-ветер шагом осторожным

Мнет листву по выступам дорожным

И целует на рябиновом кусту

Язвы красные незримому Христу.

Сергей Есенин

Так же мы склонны воспринимать не только события Евангелия, но и исторические события, связанные с прошлым, настоящем и будущем России. Поэтому недаром не только фольклор, но и народный календарь с годовым циклом народных праздников и с памятными датами истории с рождения входят в жизнь ребенка и опосредуют многие события его жизни, преломляя их в традициях русского жизнечувствия. Поэтому многими исследователями (М.Ю.Новицкой и др.) они признаются важнейшими средствами приобщения детей к истокам русской народной культуры и системе связанных с ней ценностей.

Для взрослого такой синтез личной и общественной истории – отдельный феномен жизнечувствия. Мы спорим о своем прошлом и с прошлым России так, как будто оно – живое, как будто можем одновременно общаться с его персонажами и героями. Мы можем равно как вставать на сторону фельдмаршала Кутузова, обсуждая взятие Москвы французами[4], так и осуждать действия маршала Ворошилова, пытающегося при защите Ленинграда противостоять хорошо вооруженным немецким войскам с помощью конницы. И самое важное здесь будет даже не в восстановлении исторической правды или вынесении оценки о правильности или неправильности действий людей, определяющих судьбу России. Важнее для русских людей будет момент их прикосновения к своей истории и … соучастия в ней – на уровне перекреста личного и общественного бытия. Как будто мы можем изменить что-то в истории своим отношением к ней. Как будто можем повернуть реку жизни вспять.

Иногда – в поворотные моменты жизни – это впечатление усиливается «накладыванием» прошлого и будущего на настоящее в судьбе одного человека. Например, некоторые моменты жизни – свадьба и рождение ребенка – в традиционной культуре сопровождаются такими обрядовыми куклами-перевертышами, как  «Девка-Баба» или «Мальчик-Дед». Действия с такой куклой представляют историю жизни человека на примере женской или мужской судьбы. Так, кукла, изображающая озорную девчонку с косичками, превращается в невесту-ангела, молящую Бога о своем суженом, а при перевороте «вверх ногами» «пропадает» под нижней юбкой другой половины куклы и становится женщиной – бабой с привязанными к младенцу руками-крыльями. Такие куклы являются, скорее, знаками-символами, чем игрушками. Символами, которые свидетельствуют: «Время изменений – сейчас! Учись принимать их со светлой надеждой на будущее, но мудро и спокойно».

С другой стороны, в русском жизнечувствии нет ощущения трагичности и страха перед переменами. У нас все время меняется погода и времена года – мы к этому привыкли. Засеваем, ухаживаем за урожаем, собираем – и терпеливо ждем, когда проснется земля, до начала нового цикла. Мы привыкли каждый год начинать «все сначала». Это характерно не только для трудовых будней и культуры отдыха русских, но и для культуры нашего общения: эмоциональные и экспрессивные, только вчера соседи по дачному участку были «врагами на всю жизнь» - сегодня сели, вместе выпили, да еще и подрались – стали лучшими друзьями. Только что муж с женой ругались, как «кошка с собакой» - но случилось какая беда с ребенком – всех объединила – и снова жизнь начинается «с чистого листа». Это умение прощать, стирать из памяти все плохое (иногда и хорошее) – тоже наша национальная особенность. Связана она с умением и готовностью жить так, как велит сердце, а не разум.

Осознавая эту особенность, иностранцы в качестве важнейшей особенности русских называют эмоциональность и душевность, умение «быстро сходиться», находить общий язык друг с другом, добросердечность и гостеприимство. Это не означает, что между нами не может быть непонимания и недоразумений, конфликтов и ссор, междоусобиц.

        Тебя обманутую, жалко, дорогую,

Тебя, отпетую в который раз,

Раздетую, разутую, глухую и немую,

Стреляют, мучают, кидают в грязь…

Святая Русь не вынесла удела

И разрешилась бременем скорбей,

Акафистом любви себя отпела

За веру, за отечество, царей…

Василий Росляков

Этот феномен другого рода: у русских есть способность «вспоминать себя», свою сущность, - и восстанавливаться, общаясь «душа с душой», чувствуя духовное родство на уровне отношений «братьев» и «сестер»…[5]

Нет, я не знаю, кто живет теперь

в тех комнатах, где жили мы с тобою,

кто вечером стучится в ту же дверь,

кто синеватых не сменил обоев -

тех самых, выбранных давным-давно...

Я их узнала с улицы в окно.

Но этих окон праздничный уют

такой забытый свет в сознанье будит,

что верится: там добрые живут,

хорошие, приветливые люди…

Но если вдруг такой наступит день -

тишайший снег и сумерек мерцанье,

и станет жечь, нагнав меня везде,

блаженное одно воспоминанье,

и я не справлюсь с ним и, постучав,

приду в мой дом и встану на пороге,

спрошу... Ну, там спрошу: "Который час?"

или: "Воды", как на войне в дороге,-

то вы приход не осуждайте мой,

ответьте мне доверьем и участьем:

ведь я пришла сюда к себе домой

и помню все и верю в наше счастье...

Ольга Берггольц

     Это умение «постучаться в дом чужой души», как в свой дом, может показаться бесцеремонностью, неумением вести себя в приличном обществе. Нас часто обвиняют в этом иностранцы. Только они не знают и не понимают главного: мы не стремимся быть при-личными. Более того, русским претит «надевать личину», претворяться не-собой. Так, когда началась перестройка, было неприятно наблюдать сцены в метро и в автобусах, когда сердитые и обиженные на жизнь  пожилые люди – «старики и старушки» - требовали от «молодых и зеленых» - «поколения «пепси»» - уступить себе место в метро, потому что «те  должны быть благодарными за победу в войне» и, конечно, культурными. Вроде бы все правильно: это в традициях нашей культуры – уважение к старшим как долг, как восстановление справедливости. Только никто вокруг не мог понять, почему же молодежь все-таки не уступает место? Потому что наглая и самоуверенная? Как молодежь в любой стране – конечно. Тем более, живущая не просто в культурном, а в цивилизованном обществе, где «каждый - сам за себя». Однако проблема лежала глубже.

Один раз, наблюдая такую сцену, я вдруг обнаружила, что молодой человек в ответ на притязания бабушки, просто ответил: «Я так устал, что падаю с ног! Мне просто нужно немного посидеть! Я сейчас посижу немного, а потом вам уступлю. Ладно?» - и все вокруг изумленно застыли и вдруг осознали и поверили, что это действительно так. Более того, кто-то уступил бабушке место рядом, а она села и еще несколько остановок потом ворчала на «неблагодарную молодежь».

Вот в этом и был весь смысл происходящего. Обида и злость на происходящее в стране, в том числе, на свою судьбу и неумение смириться с ней провоцировали такие конфликты в общественном транспорте достаточно часто. В то же время, было поразительно наблюдать, как те же «неблагодарные молодые люди» уступали место тем, кто мог им просто улыбнуться и ласково назвать: «Сынок!» Так одна душа добром отзывалась на незримое добро, и злом – на незримое зло в душе другого человека.

Наверное, урок, который мы все проходили в то время и сейчас снова повторяем его, как пройденное – это готовность восстановить связь между поколениями – как между временем, в котором живет Россия – между душой одного человека и душой другого.

Молитву, Боже, подай всем людям.

Мы так немудры, а - всех мы судим.

В нас нет молитвы и нет виденья,

Нет удивленья и нет прощенья.

Нас неба мудрость найти не может,

И наша скудость нас мучит, Боже…

В нас нету меры, но мы не будем

Ни жизни сором, ни злом столетий –

Прости нас, Боже, Твои мы дети!

Святитель Иоанн Шаховской

Никто не говорит, что это легко, но это – дар, который Бог дал русским, поэтому не нужно его терять. Им нужно пользоваться.

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать...

Ф.И.Тютчев

Сочувствие предполагает умение взглянуть на ситуацию чужими глазами и понять его, способность сопереживать другому. Эту способность русских отмечали многие поэты. Они видели в нем особенную душевность – умение смотреть на все «сердечными очами». Поэты, умеющие делать это сами, проходили через сердце народа – оставались в нем, оживая в народных песнях. Так, например, случилось со многими стихами Сергея Есенина и Владимира Высоцкого. С другой стороны, умение видеть сердцем часто противостоит у нас в сознании умению поступать рассудочно и осторожно - так, как велит разум. Это не всегда позволяет сделать прогноз развития нашего общества и страны в целом.

Правда, это нелегко сделать не только нам. Как сказал однажды Бисмарк: «Никогда ничего не замышляйте против России, потому что на каждую вашу хитрость она ответит своей непредсказуемой глупостью». И добавил: «Глупость — дар Божий, но не следует им злоупотреблять». В качестве таких «глупостей» иностранцы рассматривали многие действия наших талантливых полководцев: просто потому, что не могли их предугадать. Например, генерал Жан Серюрье упрекал фельдмаршала Суворова в том, что его теория войны – «теория невозможного». Суворов ответил ему, что «все мы, русские, такие:  хотим невозможного». Более того, умение совершать невозможное было им неоднократно продемонстрировано. Например,  во время последнего военного похода Суворова - четырех месяцев марш-бросков и сражений в Северной Италии в апреле-августе 1799 года - 70-летний полководец скакал верхом, лично останавливал дрогнувшие батальоны и увлекал за собой в контратаки. В итоге наши победили во всех крупных сражениях, наголову разбив и обратив в бегство две французские армии, загнав их остатки в Генуэзские горы. И тут, опасаясь усиления влияния России и разгрома французской республики, союзники добились удаления русской армии в Швейцарию[6].

Иностранцы не могли и не могут понять и другого свойства русской души и жизнечувствия, объединяющего в себе одновременно сердечные веления и логические умозаключения – «русского томления» о справедливом мироустройстве и правдоискательства. Так, мы согласны терпеть глупость как «русскую беду», о которой говорил Н.В.Гоголь, но несправедливость – не в состоянии. Даже если у нас все может быть хорошо, более того, страна будет  находиться на пике социального и экономического развития, но все это будет видеться в черном свете, если русские будут считать это достигнутым ценой лжи и предательства, подлости. «Бог накажет», - скажут они. И спокойствие такого «мирного» времени будет относительным: это затишье перед бурей.

Как в будущем прошлое тлеет,

Так в прошлом будущее зреет.

Марина Цветаева

В этом случае мы склонны отказываться от настоящего, не принимать его. Не жить и не чувствовать в нем.  «Застревать» в прошлом или уходить в будущее, «убегать в него».

Зашумит ли клеверное поле,

заскрипят ли сосны на ветру,

я замру, прислушаюсь и вспомню,

что и я когда-нибудь умру…

Я забыл, казалось, все, что помнил,

но запомнил все, что я забыл.

Евгений Евтушенко

По этому поводу много говорят о том, что русский народ «долго и тяжело раскачивается», социально пассивен и склонен не верить власти и слишком долго терпеть как социальные неурядицы, так и политические катаклизмы[7]. Ему даже приписывают «женскую», пассивную природу и склонность впадать в депрессию и отчаяние. Мол, власти мы не верим, в законы – тоже, а без них жить хорошо, то есть правильно, невозможно. Только люди, которые так говорят и рассуждают, забывают о том, что мы живем не по правилам, а по совести – так, как мы чувствуем правду или ощущаем, что теряем ее.

У нас правда – это откликнуться на зов о помощи, хотя «дома – семеро по лавкам» и «своих бед хватает». Правда в том, что мы не можем «оставаться в стороне» - правда, требующая  выполнения заповеди о любви к ближнему. Так, мы практически всегда – на протяжении нашей истории, с трудом решая ее катаклизмы и всякий раз нарушая прогнозы зарубежных наблюдателей – пытаемся одновременно кому-нибудь помочь или кого-нибудь спасти. Пусть это обусловлено – на уровне государственных решений – социально-экономическими и военно-политическими интересами России, но на уровне «простого народа» это будет воспринимается как общественная миссия: помочь братьям-славянам, освободить от ига, заступиться за обиженного и т.д. Заметим, что даже знаменитые походы Ивана Грозного имели своей целью не расширение территории государства, а освобождение от плена свыше 100.000 православных христиан, которые были захвачены на русских землях и уведены в плен, находясь в чужой стране на положении рабов.

Как ни странно, но другие страны всегда признавали за нами это право – право «быть удерживающими» или восстанавливать справедливость в ходе противостояния интересов разных геополитических сил. Так, канцлер Российской империи при Павле и фактический глава российской внешней политики при Екатерине Великой, князь А.А. Безбородко перед самой смертью сказал начинающим дипломатам: «Не знаю, как при вас, молодых, будет, а при нас ни одна пушка в Европе без нашего разрешения выстрелить не смела!» Россия всегда выполняла эти функции гениально-интуитивно на протяжении всей своей истории: как «удерживающая» в мире баланс сил христианства и ислама, коммунизма и либерализма, индивидуализма и глобализма и т.д. Все попытки «развалить» ее заканчивались неудачей, потому что «удерживалась» Россия даже во время социальных потрясений и бурь за свои духовно-нравственные основы – за ценности православия.

Правда, она могла и бездействовать, думая, что таким образом она не участвует во зле, отстраняется от него. Однако душа русского народа сохранялась благодаря тем людям, которые брали на себя ответственность за отношения с Богом, за сохранение чистоты духа. К таким проявлениям самопожертвования можно отнести исповедничество русских князей в Орде, письма из заточения патриарха Гермогена, мученическую смерть Императорской семьи, отказ от предательства и предпочтение креста – жизни наших ребят, попавших в плен к чеченским бандитам.

Кстати, в этом отношении очень интересно проследить в системе пространственных координат расположение букв-цифр церковнославянского алфавита в «дореформенных»  - дореволюционных - учебниках русского языка. Весь алфавит там размещается на окружности, внутри которой расположены следующие буквы: «Червь» в значении «человек»  и «Цы» - «царство Божие» - по горизонтали, как дороги, справа и слева от вертикали, состоящей из букв «Омега»[8] и «Херъ[9]» - друг под другом.  Символика достаточно проста: на пути своей жизни каждый из нас встречается с Богом и дьяволом – и выбирает между крестом и жизнью без креста, как между жизнью и ее концом-смертью – и от этого выбора зависит его будущее.

Когда-нибудь ужасной будет ночь,

И мне навстречу злобно и обидно

Такой буран засвищет, что невмочь,

Что станет свету белого не видно!

Но я пойду! Я знаю наперед,

Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает,

Кто все пройдет, когда душа ведет,

И выше счастья в жизни не бывает!

Николай Рубцов

Однако если этот выбор совпадает с историческим выбором России, то человек волей-неволей становится или национальным героем, или палачом. Эта способность относится к категории духовных способностей, как пишет В.Д.Шадриков, и отражает состояние уже не просто русского жизнечувствия, а состояние русского духа в тот или иной момент истории России. Духа, который может быть угнетенным и надломленным, равнодушным к соприкосновению с чужой душой и не способным к прозрению будущего – ее и своего. Духа, который может быть пламенным и жертвенным, всечеловеческим в обнимающем все единстве душ и потому – близким к Богу. И что интересно: в русской истории очень редко наблюдались литические, медленно подготавливающие и спокойные периоды перехода от одного состояния духа к другому. Напротив, у нас в самые страшные минуты отчаяния, упадка народного духа вдруг словно какая-то волна поднимала людей из этой пропасти и выносила наверх – именно тогда проявлялось все величие русского духа и его благородства, готовность к подвигу и самопожертвованию, когда обстоятельства были против нас, когда жизнь и смерть становились одинаково невыносимыми и, казалось бы, равноценными по своей обесцененности. Потому что эта способность сочувствия и сопричастности душе и судьбе другого превращалась, трансформировалась в эти моменты истории в сопричастность судьбе России. В православии эта способность носит названия «крестоношения». Это – обратная, вторая сторона «медали», которая связана с признанием себя как народа-богоносца. Это же объясняет необыкновенное терпение и смирение русских не в минуты, а годы испытаний, растянувшиеся, как хронический кризис, на жизни целых поколений…

В таком состоянии мы находимся и сегодня. Многие называют его агрессивно-депрессивным, но это – кажущаяся видимость: это только внешнее проявление колебания и неуверенности духа новой плеяды россиян - представителей прошлого, настоящего и будущего современной, новой, все еще меняющейся России - еще не сделавшего выбор «своего креста» на перекресте времени и потому не имеющих внутреннего права двигаться дальше. Такое случалось с нами и раньше: вспомните разобщенность русских земель в период жизни преподобного Сергия Радонежского и вдруг – яркое и отчетливое, сплачивающее всех осознание необходимости свержения татаро-монгольского ига ради самосохранения себя и как нации, и как государства. Или знаменитое «смутное время»? Помня и предугадывая такие времена в будущем, народ закрепил  в культуре свои знаки-символы, напоминающие о «духовных якорях» во время исторических бурь и «среди волн житейского моря».

Например, у нас есть особые, только в России существующие, шатровые храмы. Как утверждает Егор Холмогоров, такой храм меньше всего предназначен для молитвы внутри него: молятся на него, находясь снаружи. Это храм-знак, храм-символ, организующий природное пространство вокруг,  входящий в жизнь каждого человека и обозначающий видимым образом невидимое присутствие Творца и Его храма. Таким храмом является храм Покрова на Рву, который служил только алтарем, а престолом для храма была вся Красная площадь. Поэтому все люди, находящиеся на ней, таинственно участвовали в совершении богослужения, в соединении Земли и Неба. Таким шатровым комплексом является один из величайших шедевров архитектуры – Новый Иерусалим, который восстанавливается сейчас благодаря поддержке правительства и лично - Владимира Путина.

Другой храм - храм Покрова на Нерли – кажется стоящим одиноко, как свечка, посреди бескрайнего поля[10]. Он полностью развернут вовне — в него практически невозможно зайти, да и кажется ненужным это делать. Он не столько приглашает на богослужение, сколько напоминает о Божием присутствии в мире и является храмом-знаменем, объединяющем вокруг себя людей. Эти храмы воплощают идеи русского жизнечувствия, которые можно сформулировать, проанализировав традиции, заложенные преподобным Иосифом Волоцким[11]. Так, одной из важных традиций, является «обращенность к Горнему миру» и стремление следовать к нему – обращаться как к смыслу, заложенному всей историей России, в сознание русских и нерусских людей, живущих на ее территории. Это следование подчеркивает роль созданных людьми обстоятельств в поисках и обретении смысла жизни каждого из нас, в формировании ценности отношений и общения с другими людьми – «ближними» на этом пути.